Илья Пророк это очеловеченное солнце, правда не совсем солнце, а его свет. Поясню, солнце и луна это просто светила или то, что ярит свет — два ярила. Именно Ярилом называют солнце, которое светит днем. В отличие от луны, которая не светит, а освещает землю ночью, ярило Солнце (то есть носитель света), у древних славян-богумилов (славянин это и есть христианин) Солнце именовалось Перуном или проще огненным петушком. Знаки солнца на шпилях башен городов это знаки все тех же петушков.
Дождик кистями Летописными Ходит-рыскает По донУ. Не покинь меня Живописная Русь бескрайняя Во дрему. Не покинь меня Живописная, Русь родимая Во дрему.
Узкой тропкой иду Время льется на грудь Сам нашел я судьбу, Никуда не свернуть. А тропинка бежит Меж высоких дерев, Называется жизнь Мой попутный напев.
Вот нырнула под сень Золотистой мечты И раскинулся день Средь небес высоты. Вдаль тропинка бежит Меж высоких стволов. Отзывается жизнь: — Будь, дружище здоров!.
Привела к ручейку: — Сей холодной водой Ты печаль и тоску В своем сердце умой. Сама дальше бежит Средь бескрайних полей Продолжается жизнь: — Ну, шагай веселей!
— В темно-синий бурьян Ты меня завела! — На, держи хулиган, Два могучих крыла. Ими просто взмахни И лети смело ввысь, Ты глаза разомкни Смерти нет, снова жизнь.
Посмотри на дела, Ты свои, с высоты. Я тебя привела И свободен стал ты. Видишь сколько внизу Бесконечных дорог? Ты сам выбрал стезю Сам распутал клубок.
Воют в трубах громко Ветры зимних стай, Крутится поземка Близится январь. Белые колеты Лес одел живой Клен при эполетах С белой бахромой. Тонко звонит шпорой На закат рубина - Занят разговором С красною рябиной. Под узду рукою Держит куст ракиты. Нитью золотою Волосы увиты. По чащобам дальним Барабан грохочет. Зим и стуж начальник, Дед Мороз хохочет.
Не смутных времен беззастенчивый ход Таинство несет Рождества, А в замысле новом рождается год, Храня доброту торжества. Подобно вскипающей силе клинка Добро рождено с кулаками. Разящею Правдой в устах смельчака Шагает Ученье веками. Ты можешь познать изумительный свет, Душой окунуться в ручей, Волну переливов и дельный совет Услышать от неба речей. Доступно любое, ты только проси. Алмазы и знанья тверды. А там, в бесконечной и вечной выси Тебе рог заправлен воды. Он будет достойному лишь поднесен Тому, кто в чудесную ночь, Душою своею, взойдет восхищен, Отринув презренное прочь. Уж рубит небес закаленную гладь Звезда вифлеемская мчится… Пришло время души свои обнажать - Христос скоро в яслях родится.
Прочь воду, что не смешана с вином! В сосуде воля ходит ходуном. Как долгожданны в общем благе Хмельные соки в винной влаге. Пей трижды – душу не тревожь! Пускай по кругу кубок высоченный. От вешних соков радость обретешь И внемлешь истину природы вдохновенной.
Пьем из кубка судеб мы таинство вины. Кто взрастил для людей плохих дней виноград? Яркий солнечный луч или бледность Луны Подарили душе прошлых вин аромат? Безвозмездный твой дар, жизни нашей цена. Мера совести — ветром поднятый песок. Вновь подносит бокал, повидавшая виды вина, Предложив к дегустации винный глоток.
Как много среди русских тех, Кто на словах вершит делами. Таким и русским зваться грех Своими лживыми устами. Иной, ну прямо богатырь Хоть вешай на стену в чайную, А тронь и лопнет как пузырь, Явив свою мочу дурную. Словес от вас, слыхал немало. Всяк, тщится гений показать, Разинув смрадное хлебало На то, что не успел сожрать. Да полно врать вам господа О русском деле рассуждая, Вы для Отечества беда, Беда-беда, еще какая. Не по пути мне с вами, нет! Мой выбор дурням неподсуден: — Помочь тебе, чем Президент? Чем подсобить, товарищ Путин?
Воспел восток хвалу безмолвью Покоя предрассветных туч. В небес высоких изголовье Вознесся раскаленный луч. Пошел гулять по белу свету Задира дерзкий и шалун, Березку тронул ту и эту Сосне позолотил галун. Дубов столетних морщит губы, Чихнул со сна кудрявый клен, Воспели в поднебесье трубы Мир снова к жизни воскрешен. Взыграли крови вековые Из недр проснувшейся Земли Корней сплетения России По древам соки понесли. Листвы трепещущей ладошки На «бис!» приветствуют ;восход. Сквозь бирюзовые окошки День новый начинает ход.
Зачем врагов клянешь ты прах? Им с Богом предстоит сразиться. Стократ придется отразиться В созданных ими зеркалах. Тебе, чтоб не быть в дураках, Не стоит к мести им стремиться.
Кричит толпа, что блеет стадо, Что толку в ругани ее? Заброшен труд, горит жнивье, А ругань упоенье гада. Глупцу и падшему отрада Глядеть на это воронье.
Ты человек, не дикий зверь! Так побеждай, гордись собою, Не бранью глупой, а рукою Открой полезной жизни дверь, В упорстве достигая цель Иди в отряде, не толпою.
В строю нет места разговорам! И горлопанам места нет. Всегда готова на совет, Толпа питательна к раздорам, Сама себе, накликав бед Есть исполнитель приговорам.
Идет туда куда зовут. Кто лозунг краше стаду кинет, Тот правосудия богиню Повергнет в стада самосуд. Глядит, как бедную трясут, А сам потом за нею сгинет.
О сколько было этих толп? А революций сколько было? Да только кануло и сплыло, В трухлявый опускаясь гроб.
«В глухую ночь возник пожар в борделе. Ну, натерпелись погорельцы страхов! Быстрее всех оставили постели… Кто? Девушки? Нет дюжина монахов. Но хорошо, что в час беды такой Отцы святые были под рукой!»
(Готхольд Лессинг, умер в 1781 г.)
Мятеж не склонен быть удачей - Таков мой философский толк. Прозвали бы его иначе, Те, кто мятеж спроворить смог.
Как революций много было - Историй писано сполна. Однако все бесследно сплыло В закон не тонущий дерьма.
Месил народ ногами площадь, Он колыхался в такт речам. И обретя «святые» мощи Им поклонялся как свечам.
Из века в век, себе на шею, Сажал лентяев и шутов. Считал любовью гонорею, А силой жизни — дурь попов.
Шли времена и цепь событий, Мелькали титры разных дел, Но опыт не родил открытий - Народ прилюдно не умнел.
Он слепо верил обещаньям - На глупых пьяниц, сам похож, Одну и ту же песнь печально Тянул про козни злых вельмож.
Весь в ожиданиях он ныне! Он манны ждет от наглецов. Готов глядеть под хвост скотине, Но не архангелам в лицо.
Богач, без мудрости — свинья Бедняк без разума – осел. Пока глупцов полна семья, Мятеж — народу приговор.
Пройдут Гундяевых апломбы, Забудет про таких народ. И с ним церковные секс-бомбы Он вышлет из своих ворот.
Святая Русь не в этих храмах, В них нет Христа давным-давно. Ты бойся, распевая гаммы Вступить в унылое говно.
Ты сам души своей хранитель, Не поп, не падре, не раввин. И не спасет ее целитель - Ты ей единый господин.
Зачем же ты, ее родную, Прикинь своим людским умом, Сдаешь в аренду обалдую, Кто веру выбрал ремеслом.
Тебе писал про это Пушкин, Как жадный до халявы поп, Балде в уплату за подушье Подставил толоконный лоб.
Толоконный лоб — народное и презрительное — о глупом, бестолковом человеке, дурне. Выражение — из народной речи, где толоконный — от толокно ”мука, чаще всего овсяная”. Для получения такой муки хлебные зёрна не мололи на мельнице, а толкли, измельчая ударами деревянной толокушки. Толокном называли и кушанье, приготовленное из такой муки. Толоконный лоб — презрительная кличка глупца, дурня (буквально ”лоб набитый толоконной мукой” — сродни опилки в голове) . Выражение стало популярным благодаря его употреблению Пушкиным в ”Сказке о попе и о работнике его Балде” (1831). Употреблялось на Руси, по отношению ко всем типам и вариациям попов.
Полночною порой судачили Плеяды: Про странный люд земной, Про бед людских громады… Слова их плыли эхом под Луной.
Созвездью вторили рабы созвездья Льва: — Ученых больше нет, во мраке мир погряз. Невежество людей наполнило моря… О, кто же возвеличит миф про нас?
Звезда Полярная крутя узоры эти, Царя над бездной от начала дней, Раскинула над звездным миром сети, И не вступала в споры про людей.
Придет черед и сменит тьму заря, Пройдя свой путь покорным чередом, Полярный круг судьбой поводыря, Уйдет с небес под утренним лучом.
Звезда Полярная мудрее и сильней, Ее молчанье миру говорило: — Кому гадали звезды без людей, Когда их божество не сотворило?
Зачем же верить подлости лжецов? Нет в их словах и доли правды Бога. И нет у них ученых мудрецов, Чей светлый путь тернистая дорога.
Ты хочешь знать судьбу и неизбежность? Все повторяется: рождение детей, Учение отцов, любовь, несчастья, нежность, И бегство ангелов, на волю из сетей.
О, муза Вымысла, царица детской сказки, Как увлекала ты нас девственной душой! Скажи же мне, как в этой лживой пляске, Ты извратилась в миф, с историей такой?
Где грань проходит меж страной мечтаний, Лежащей в Царстве Истины волшебной, И мерзким клокотаньем партсобраний - Источником дерьма, под вывеской «Целебный»?
Я знаю стража на границе, между фантазией и ложью! Сё человек, его страница, открыта Богу и безбожью. В руках его большая сила, ему ваять себе святыню. Принять, что ложь тебе сулила, или обнять свою богиню.
По лунному лучу, надежда серебрится, Ступает босиком по лезвию меча, К ней цепи разорвав, взлетает гордо птица, По имени душа, над миром гогоча.
Посеяв смелый крик над плесом лебединым, В полете осознав весь смысл бытия, Дорогою отцов, исхоженной, былинной, Уходит навсегда из времени Земля.
В Отечестве найдет она свои святыни Глядя с небес на нас, на Родину, на мир Бессмертная душа, мелькнув на луговине, Не стронув чистых рос, коснется струнных лир.
И мы ее услышим в напеве многозвучном, Ты Мать Сыра Земля по истине держись! Пойдет гулять гроза с небес разгулом тучным, Средь молний высекая уже иную жизнь.
В небесах, в дали неясной, К берегам родной купели, Белой дымкой гривастой, Облака в ветрах летели.
Суетились, раздувались, С тенью двигались земной. Тихо парами слетались, В пух-перо над головой.
Паутинкой легкой плыли, Закрывая свет вуалью. И безудержно спешили, Закрутив полет спиралью.
Синеву, разбив пробелом, На строку чудесных слов, Расписали мелом белым Мне не ведомых писцов.
Я читал судеб былину И восторженно шагал. Только стройную осину На дороге повстречал.
Это было так по-русски, От осины в небосвод, Мат просоленного хруста, Облака послал в поход.
Идет по проселочной дороге барин, в сюртуке и с тросточкой. Поля запахами полнятся, жаворонок в небе заливается, а на душе у барина праздник и благодать. Навстречу ему несется пара коней запряженных в подводу, а на ней стоя правит мужик. Рубаха от ветра пузырем раздута, борода растрепана, рот распят в крике: «Богородица Дева радуйся!» Поравнявшись с барином, телега ударяется колесом об камень, а мужик летит кувырком в придорожную канаву. Телега вдребезги, кони умчались в степь. Барин подходит к мужику и спрашивает участливо: — Мужик! Ты жив! Разор то какой! Телегу разбил, коней потерял, сам покалечился! — Да какие там кони и телега! Ты барин, глянь, какие облака ныне!
Развеет время имена, Переступив порог былого. И канет в облака Луна Свидетель часа золотого.
Посеребренный лунный луч, Дрожа расстроенной струною, Погаснет в тайне млечных туч, Став неповадной пеленою.
За плотным маревом завес, Укрывших имена и лица, Творится вечный суд небес, И никому от них не скрыться.
Подняв к изгибу неба взоры Не знаем мы наверняка - Не судьбы там, а приговоры, Тем, кто ушел за облака.
Нет в этой книге бытия Имен пока еще живущих Строка пуста, ее статья, За поколением идущих.
Кому гадали звезды в час Когда Адам еще не сложен? Ведь звезды жили раньше нас И ими путь небес исхожен.
Согласно Палее, звезды и небесные тела были созданы в третий день Творения, а люди в шестой. Так кому гадали звезды, когда не было людей? Может быть хватит верить ереси жидовствующих, породившей астрологию и жуликов на ней паразитирующих? Запомни человек, на небе записаны события и приговоры уже отживших свое людей: кому-то вечная память, а кому-то забвение. Память всегда добрая и нерукотворная, иначе это памятник. Она записана в легендах о звездах и созвездиях. Звезды падают, умирают и рождаются, светят и живут. Но это бессмертие. Забвение не имеет доброй памяти, не смотря на попытки иные памяти, увековечить установкой монументов (моно-момент или один момент). Бог, представленный в бытие своими тремя ипостасями, сотрет все, кроме доброй памяти.
