Комиссар Катар

Сегодня бытует мнение, что староверы не пьющие люди и совсем с хмельным не знакомы, почитая его за зло. Это неправда, как и многое то, что говорят и пишут о староверах. Я сам старовер катарского согласия, богумил и кулугур-чашечник, и люблю скоротать вечерок с бокалом хорошего вина. Пью его пополам с водой и предпочитаю исключительно красное. Женщины же мои пьют вина белые, так же разбавляя их ключевой водою...

Могу и водки выпить, но домашней, всегда в меру и с приличной к водке соответствующей закуске. Очень уважаю зимой с мороза анисовую водку или хреновку. Совсем не пью коньяки, а вот виньяк, арманьяк смакую с удовольствием. Настойки, наливки разные в доме не переводятся и заботливо сохраняются, благо край наш виноградный и вин здесь раздолье.
Сбраживание, такой же способ сохранения продукта, как и любой другой и глупо отказываться от того, что даровано самой природой. Кстати, водку изобрел Исус Христос и вы про это можете прочитать в моей работе «Славянское чудо в Канне Галилейской».
Давайте скажем честно на вопрос «Пить или не пить?» — конечно пить! Да только зная меру, место и компанию, в которой сел за добрую чарку. И дело тут не в спиртном — оно явление природное. А дело в том, кто поднимает заздравную чашу. Все дело в самом человеке.

Русский писатель и этнограф Иван Гаврилович Прыжов (1827—1885) известен рядом сочинений по истории русского быта. Особое внимание в своих работах от отвел проблеме пьянства на Руси. В своих работах он указывал, что в древности алкоголь хотя и употреблялся славянами, но пьянство не являлась печальным социальным явлением. Спаивание народа по большому счету началось лишь в эпоху Романовых, когда сперва частным лицам было запрещено изготавливать спиртное для личного употребления, а затем и  государство стало напрямую поощрять, развивать и контролировать  питейные заведения. В 1652 году вышел указ, по которому были запрещены частные кабаки и было «велено во всех государевых селах и городах быть по одному кружечному двору». Историки указывают, что если в начале XVII века на Руси существовало лишь несколько кабаков, то во времена Алексея Михайловича насчитывалось до 1000 кружечных дворов во всем государстве. При Алексее Михайловиче управление кабаками стягивается в Приказе Большого Дворца и в Приказе Большой казны. Продавали вино или верные целовальники и головы, выбираемые преимущественно из торговых людей и людей «первых статей», или откупщики. С выборных брали записи, заставляли присягать и целовать крест.
О там, как проходил процесс распространения пьянства на Руси при Романовых, Иван Прыжов рассказал в своей книге «Очерки по истории кабачества». Публикуем отрывок их этого сочинения.

Откуда взялись кабаки?
После того как на матушке Руси кабаки размножаются не по дням, а по часам, когда что ни шаг, то кабак, когда поистине можно сказать: «питейных тысячи, а школы ни одной», — в это время у всякого честного человека невольно рождается вопрос:
Что ж это такое «кабак», откуда взялась эта черная немочь, сдавившая Русь в своих нежных объятиях?
Было время, когда русский народ жил по обычаям своим и по закону отцов своих. Весь народ, с князем и епископом, составлял одно целое, жил одной общей мирской жизнью, представлял один русский мир. Важнейшей общественной связью служило братство; у народа были свои русские песни, свои пляски, своя музыка, свои пиры, пиры бывали княжеские, братские (братчины) между несколькими семьями, между одними мужчинами и отдельно между девицами (складчины). На пирах, на праздниках, при обрядах свадебных и погребальных народ пил свои исстаринные напитки — брагу, пиво, квас и бархатный мед, каждая семья непременно варила к празднику хмельную бражку. Люди достаточные, князь, епископ, пили виноградные вина. Вообще все пили питье домашнее, почти даровое, здоровое, а хотя не могли не встретиться случаи неумеренного употребления питей, но пьянства совершенно не было, пьянство было немыслимо: ряды кабаков, вечно переполненных пьяным людом, не возмущали еще светлого потока народной жизни.

К.Е. Маковский. «Боярский свадебный пир в ХVII веке». 1883 год. На пирах и игрищах пили натуральные некрепкие хмельные напитки: пиво, медовуху, брагу, квас

Напитки в больших городах продавались в корчмах. В ХIV-XV веках корчмы мы встречаем в Новгороде, в Твери, в Смоленске, в Пскове. В других городах корчем не было, а в селах и подавно, но и в упомянутых городах было не больше, как по одной или по две корчмы. Но когда появилась водка, корчмы стали размножаться, и явилось кое-где пьянство.
До определенного времени  пьянство в нашем теперешнем смысле было редким исключением, и народ, заплатя явку за пиво и мед, варил его дома и пил его у себя дома, сколько ему угодно.
Но когда варить пиво и мед и курить вино было запрещено, когда все эти напитки стали продаваться от казны, когда к слову кабак приложился эпитет царев — народ поневоле потянулся к кабаку, и пьянство увеличилось. Зараза входила в жизнь мало-помалу; появление царева кабака в каком-нибудь месте сначала пугало народ, и он писал к царю: «Царь, вели снести кабак». И царь кабак сносил. В глазах народа кабак сделался чем-то проклятым. «Кабак, — говорил народ, — пропасть, — тут и пропасть». Явилось поверье, что церковь, поставленная на месте кабака, непременно провалится.
В Новгородской губернии в Грузинском погосте в 1681 году появился кабак, а монахи соседнего монастыря пишут к царю, что тут кабаку быть нельзя, ибо это место святое, здесь апостол Христов Андрей Первозванный посох свой водрузил, и царь посылает грамоту, чтоб кабак снести.
Лучшим доказательством того, как туго кабак прививался к жизни и какие надо было употреблять усилия, чтоб сделать его необходимым и пр., может служить история распространения кабаков.
Кабак еще с самого начала оказался вещью выгодною, и были употреблены всевозможные меры, чтоб распространить его, но кабак не шел. Цари жаловали кабаками князей и бояр, и даже татар, всякий мог приехать в Москву и купить там себе кабак, т. е. право поставить его там, где ему хотелось, а вместе с кабаком брались на откуп и все напитки, даже сусло и квас.
Народу сделалось противно самое имя кабака, и велено называть их кружечными дворами, и очень часто случалось, что отдают кабак на откуп, и в целом округе не оказывается ни одного откупщика. В деревнях кабаки строго запрещались (до конца XVII века), и еще в 1665 году существовали честные русские люди, вроде Ордына-Нащокина, который, замечая зло, распространяющееся от казенных кабаков, хлопотал о прежней вольной продаже напитков.

В Москве в начале XVII века было, кажется, не больше двух-трех кабаков, но к концу века они увеличились неимоверно (по тогдашнему понятию).
Кабаки начинались с самого Кремля. Здесь при царе Алексее Михайловиче на Земском дворе, возле самого государева дворца, с ведома Приказа начальных людей были заведены кабаки, где разные ведомые пары, собравшись в артели, торговали вином. Всех этих варов было больше тысячи, и артель их получала большие выгоды. В XVIII веке в Кремле были известны два кабака: один духовный, другой — подьяческий.
Первый помещался на Красной площади, под известной царь-пушкой, и назывался «Неугасимая свеча». Здесь после вечерень обыкновенно собирались соборяне, пили и пели «Пасху красную».
Подьяческий кабак стоял ближе к дворцу, перейдя туда вместе с Приказами, — он стоял под горой, у Тайницких ворот, и назывался «Катан». При Анне Ивановне кабак этот заметили, и в 1733 году велено было из Кремля вывести его немедленно вон, и вместо того одного кабака поставить, где надлежит, несколько кабаков, а в Кремле отнюдь бы его не было.

Из других московских кабаков славились Каменномостский кабак, служивший притоном всяким ворам, и «Красный кабачок» (Таннер), куда собиралось все, что только было тогда в Москве разгульного. Из особенно замечательных старых кабаков упомянем о кабаке у Воскресенских ворот, где нынче свечные лавки. Сюда еще на памяти старожилов собиралось после присутствия все подьячество. Между Моисеевскою площадью и Никитской был кабак, называемый «Каменный скачок», ныне просто «Скачок». Против Моисеевского монастыря стояло «Тверское кружало», а где ныне Воронин трактир, там был «Стеклянный кабак». В XVIII веке всю Россию обнимает откупная система, распространившаяся потом на Сибирь, на юг, где до тех пор московских кабаков не знали.
Домашнее пиво и медоварение прекращается, и начинается пьянство в кабаках. Кабак делается местом сбора для бесед, местом отдыха от трудов, где мужик, испивая сиротские слезы, имеет счастливую возможность забыться на минуту от своей тяжелой участи.
Раз уже поставленный где-нибудь, кабак тут уже навсегда и остается, делаясь спасительным маяком для всего округа и обрастая народными воспоминаниями. «Тверское кружало», стоявшее в Охотном ряду, в XVIII веке заменяется «Цареградским трактиром», который завел какой-то грек (теперь это гостиница «Париж»). Идя от «Цареградского трактира» далее по Тверской, на углу Газетного переулка мы находим «Старый кабак», прославленный августиновским кучером. На Саввинском подворье жил Августин, у него был кучер из духовного звания, Илья. Этот Илья иногда до того пил, что его забивали в колодку и приковывали цепью к стулу. Проспавшись на цепи, он вставал, брал в руки стул, и со стулом, с колодкой и с цепью на шее снова плелся в кабак на углу Газетного переулка. В 1862 году в Москве считалось, по отчетам откупщиков, 215 кабаков, большая часть их идет от XVIII века.
Голь кабацкая — главные посетители кабаков — проводила там время с женщинами, и за минуты буйного веселья среди этих женщин голь почтила их благодарной памятью, соединив их имена с именами кабаков, которые они посещали. Таков известный кабак «Танька», получивший имя от Таньки, известной разбойницы, хотя другое предание говорит, что местом посещения ее было «Петровское кружало».

Явилось множество кабаков, называвшихся по имени бань, около которых они стояли как необходимая принадлежность: кабак «Новинские бани», «Сиверские бани», «Денисовы бани», «Девкины бани», «Барашевские бани», «Ирининские бани», «Елоховы   бани», «Петровские бани», «Вишняковы бани», «Крымские бани». От XVIII же века явился кабак «Истерия» (Гор. ч., 2 кв., каз. д.), напоминающий нам о внесенной к нам тогда цивилизации.
С этого же века появляются фартины, трактиры, герберги, ресторации, ренсковые погреба, и число их в столицах росло все больше и больше, удовлетворяя вновь развившимся в народе потребностям, как поют об этом в Самаре:

Что за славная столица,
Славный город Питербург,
Испроездя всю Россию
Веселее не нашел.
Там трактиров, погребов
И кофейных домов,
Там таких красоток много,
Будто розовых цветов...

(Самарские песни. С. 206)

Кабаки начинают появляться по селам и деревням, чего прежде не было.
Зуев, в своем путешествии по России в 1787 году, говорит, что во всей Южной России он не нашел ни одного города, где бы не было нескольких кабаков; встречались ему такие села, где не было ни одного дома, в котором не торговали бы водкой.

Но почти во всяком городе была пивоварня. В Москве в начале нынешнего века существовали еще сотни пивоварень. Но откупная система увеличивается более и более, откупная сумма доходит в 1850 году до 106 000 000 рублей серебром, употребление пива уничтожается, исчезают наливки, настойки, травники, делаются преданием старинные квасы и меда, и народ поневоле налегает на одну водку. Мы дошли до нашего времени, и говорить бы больше не следовало: имеющий очи видети да видит.
Но скажем два слова. 215 московских кабаков 1862 года в 1863 году разрастаются, говорят, до числа 3000. Пиво, цена которому в 1698 году была 12 копеек за ведро, в 1765 — 33 копейки за ведро, в 1862 — 10 копеек серебром за бутылку, теперь 8 копеек, и пива теперь уж больше никто не пьет.
Как отцы и попечительные наставники, высятся над кабаками тысячи гостиниц, трактиров, ресторанов, харчевень, и везде народ, музыка, волчки, разные игры, девы, песни, и тысячами помирают опившиеся...

Вот такая моя отповедь про хмельное, читатель. Вырастить виноград и выпестовать вино труд нелегкий. А потому к вину, как и к хлебу изволь относиться с уважением. Оно не стоит тех порицаний, что ему достаются от глупых людей. Неумеренное потребление любого продукта всегда вред. И вино тут не исключение. Но на праздничном столе, выбери ему почетное место и угости сватьев-кумовьев трудами рук своих, веселя сердце не градусами мозг рвущими, а теплой негой блаженства и веселья разливающегося по телу и зовущего с дружеской беседе.

АЛЛА ВЕРДЫ
Кавказская застольная

Слова Владимира Соллогуба

С времен, давным-давно отжитых
Преданьем иверской земли,
От наших предков именитых
Одно мы слово сберегли;
В нем нашей удали начало,
Предвестник счастья иль беды;
Оно у нас всегда звучало:

Алла верды! Алла верды!

Алла верды! — «Господь с тобою!»,
Вот слову смысл, и с ним не раз
Готовился отважно к бою
Войной взволнованный Кавказ;
Ходили все мы к схваткам новым,
Не ожидая череды.
Хвала погибшим... а здоровым —

Алла верды! Алла верды!

Когда досуг кавказский теша,
Простор давая бурдюкам,
В кружке усердном азарпеша
Гуляя звонко по рукам,
Неугомонно ходит чаша,
И вплоть до утренней звезды
Несется голос тулумбаша:

Алла верды! Алла верды!

Природа наша не иссякла,
И вновь, как в прежние века,
У нас под кровлей каждой сакли
Есть уголок для кунака...
Нам каждый гость дарован Богом,
Какой бы ни был он среды,
Хотя бы в рубище убогом...

Алла верды! Алла верды!

Когда же гость Отец Державный
Земному солнцу кто не рад? -
Ему поднимут тост заздравный
Эльбрус, Казбек и Арарат,
И грянем дружно всем Кавказом,
На все наречья и лады,
Одной душой, единым разом:

Алла верды! Алла верды!

Граф Владимир Соллогуб никогда не был военным. Подобно Федору Тютчеву, он защищал интересы России на дипломатическом поприще в Австрии (Тютчев, в те же самые годы, — в Германии). Но именно Соллогубу принадлежат несколько «военных песен», получивших широкий резонанс. Начало Крымской войны отмечено одой-симфонией на его стихи «Россия перед врагами», широкую известность приобрела песня «Алла верды», в которой нашла отражение кавказская война. Упоминаемая в песне «иверская земля» — древняя Грузия Иверия). Азарпеша — чаша; Тулумбаш — тамада. Обычай принимать любого гостя как «дарованного Богом» тоже принадлежит к числу основных достопримечательностей Кавказа. Следуя ему, Ермолов, будучи «проконсулом Кавказа», ввел свой: к нему на обед мог прийти любой, буквально «с улицы». Таковым было «алла верды» русского генерала.

Антология военной песни / Сост. и автор предисл. В. Калугин. М.: Эксмо, 2006.

Песня была очень популярна в военной среде, вплоть до эпохи Гражданской войны, когда пелась в Белом движении. Сцена исполнения песни офицерами-каппелевцами в поезде была снята братьями Васильевами для фильма «Чапаев» (1934), но по требованию цензуры вырезана.

Владимир Александрович Соллогуб (1813, Санкт-Петербург — 1882, Гамбург)

ВАРИАНТЫ (2)

1. Аллаверды

Слова В. Соллогуба

Когда досуг Кавказа теша,
Простор давая бурдюкам,
В кругу весёлом азарпеша
Гуляет звонко по рукам,
Неугомонно ходит чаша,
И вплоть до утренней зари
Несётся голос тулумбаша:
— Аллаверды! Аллаверды!

Одной природой мы богаты,
Но, как и в прежние века,
У нас под сенью каждой хаты
Есть уголок для кунака.
Нам каждый гость даётся Богом,
Какой бы ни был он среды,
Хотя бы в рубище убогом:
Аллаверды! Аллаверды!

Аллаверды — «Господь с тобою»,
Вот слова смысл, и с ним не раз
Готовился отважно к бою
Войной взволнованный Кавказ;
И шли мы дружно к схваткам новым,
Не ожидая череды.
Хвала погибшим, а здоровым -
Аллаверды! Аллаверды!

Когда же гость - Отец Державный
Земному солнцу будет рад (столь не рад?),
Поднимутся на тост заздравный
Эльбрус, Казбек и Арарат.
И грянем дружно всем Кавказом,
На все наречья и лады,
Единым сердцем, одним разом:
— Аллаверды! Аллаверды!

С фонограммы Михаила Вавича (ок. 1910 г.). Прислал Леонид <lesma @ list.ru> 1.12.2005.

2. Аллаверды

Слова В. Соллогуба

С времен, давным-давно отжитых,
Преданьем иверской земли,
От наших предков знаменитых
Одно мы слово сберегли;
В нем нашей удали начало,
Преданье счастья и беды,
Оно всегда у нас звучало:
Аллаверды!

Аллаверды – «господь с тобою»,
Вот слову смысл, и с ним не раз
Готовился отважно к бою
Войной взволнованный Кавказ;
Ходили все мы к схваткам новым,
Не дожидаясь череды.
Хвала умершим… а здоровым –
Аллаверды!

Когда досуг кавказский теша,
Простор давая бурдюкам,
В кружке усердно азарпеша
Гуляет звонко по рукам,
Неугомонно ходит чаша,
И вплоть до утренней звезды
Несется голос тулумбаша:
— Аллаверды!

Одной природой мы богаты,
<Но, как и в прежние века,>
У нас под тенью каждой хаты
Есть уголок для кунака.
Нам каждый гость дарован богом,
Какой бы ни был он среды,
Хотя бы в рубище убогом…
Аллаверды! Мой друг, аллаверды…

«Воспоминания В. А. Соллогуба», СПБ. 1887 г.

Русские песни / Сост. Ив. Н. Розанов. М.: Гослитиздат, 1952. — с пропущенной второй строкой в последнем куплете (восстановлена в треугольных скобках).

© Copyright: Комиссар Катар, 16.04.2018 10:41
Свидетельство о публикации №218041600643