Комиссар Катар

Чу, метель февральская крышу прибивает.
Белыми гвоздями, словно в гроб вгоняет.
Серебрится изморозь в слюдяном окошке
Тулится к амбару снег в худой рогожке.

Пенник спит янтарный в сенной дежке квасной
В ней черпак плескается щедрый и рукастый.
Черны брови сдвинул, вечер на завалинке,
У стены пристроились, находившись валенки.

Дверь, рядном обитая – с виду неуклюжая,
В скрипе отворяется – проходи, мол, стужа.
Вот и печка русская, красный угол теплится.
Длинная застолица, к ней дорожка стелится.

Лампа светит тусклая, тени в угол прячутся.
Эх, изба ты русская, ах моя красавица!
Далеко столичные шум и неурядица.
Жизнь течет привычная, все путем, все ладится.

Хлебом пахнет, шаньгами, щи в печи томятся
Как же мне здесь нравится, слово верно братцы.
Русское, сибирское, рождено во благе.
Дед Лука построил, отсидев в ГУЛАГе.

Сын кавалергарда, князь, видам, боярин,
Сын врага народа, каторжанский барин.
В Черемховских копях уголь греб лопатой
Дед кайлом построил, этот дом, ребята.

Каторжанка бабушка, ссыльнопоселенка,
Домна старорусская, шляхтная паненка,
Сыну князь-Владимиру дала погремушку.
Внучка Польши воина, косиньер Костюшко.

Ты Сибирь великая, край тайги степенной,
Род спасла боярский в этой жизни тленной.
Славься благодатная из конца и края,
Кому злая каторга, нам же мать родная.

Есть у нас и замок, есть в семье палаты,
Только зека стройка мне дороже злата.
Там в Сибири славной, где так ветер свищет
Дед свой род продолжил и возвел жилище.

Там и упокоился, вдалеке от Франции,
На погосте стареньком спит видам катарский.
И не в псковских вотчинах принял он кончину
Дед в сибирских каторгах смерти счел годину.

Чу, метель февральская крышу прибивает.
Молотком СибЛОНовским*, гвозди в гроб вгоняет.
Люди схоронились, им мороз не страшен.
Земно поклонюсь жилью, хоть теперь, не наше.

А в Кремле все бесятся, наглые потомки,
Тех, кто род великий, в цепь ковали звонкую.
Те, кто Русь изгадили, рожи полицейские,
Демократы с харями, жидовины с пейсами.

Под столпом Ивановым, посреди святыни,
Обрезают братию вхожие раввины.
Куртки комиссарские, мятые штаны,
Посреди величия шабаш Сатаны.

У стены кремлевской скорби пепелище,
Не погост славянский, гнойное кладбище.
В мавзолее чучело, под шумок пригрелось
То, что люди мучило, что с Иудой спелось.

Далеко отсюда до сибирских каторг,
Но февраль лютует, он в Москве не сладок.
Ходит по брусчатке, башням счет ведет,
Ветер над Россией стонет и зовет.

Чу, метель февральская крышу прибивает.
Белыми гвоздями, словно в гроб вгоняет.
Люди схоронились, им мороз не страшен.
Низко поклонюсь Кремлю, хоть давно, не наш он.

СибЛон — Сибирские лагеря особого назначения ГУЛАГ.

© Copyright: Комиссар Катар, 2017
Свидетельство о публикации №117020601080