Комиссар Катар

ВОПРОС КАТАРУ:

Почему пуща Беловежская?

Ответ:

Сегодня считается, что название “Беловежская пуща” происходит от названия близлежащего населенного пункта – Беловежа. Хотя некоторые историки говорят, что свое имя заповедник получил благодаря Замку в Каменце, который назывался “Белая Вежа”.
Верить историкам — себя не уважать.
Рельеф Белоруссии равнинный, но встречаются и возвышенности. В Беловежской пуще их нет, зато есть ели, огромные ели высотой до 50 метров возрастом 200-250 лет. Вообще, в пуще преобладают сосновые леса (59,3 %) — главным образом черничные и мшистые.
Есть древнее русское слово — вежды, что означает веки. Смежил вежды — кончился век человеческий. То есть вежды еще и века, а точнее вежи.
А раз так, то Беловежская пуща это ВЕКОВАЯ ПУЩА.
Слово Белоруссия имеет еще одно значение. Белый это северный, а север это Святая Вера. То есть Белоруссия это Святая Русь или правильнее Святоруссия, только сказанная по другому. В церковно-славянской исполнении звучит как Израиль.
Я уже говорил ранее, что в древности столицей Белоруссии была Москва и все, что от Москвы и на запад до немцев — БЕЛОРУССИЯ или по второму варианту — ЛИТВА (слитва — реки сливаются). Современная Литва не имеет никакого отношения к этому названию и жили там жимайты.
Никакого иудейского Израиля никогда не существовало, как не существовало никаких евреев. Национальность эта выдумана Торой, а потому их национальность ИСТОРИКИ.
Что, читатель, удивлен? А ведь это было у тебя прямо перед глазами. А потому, когда я пишу слово историки, я понимаю под ним именно современных иудеев-сионистов. Сейчас других историков просто нет и история никогда не была наукой.
Итого, отвечая на ваш вопрос, утверждаю, что Беловежская пуща это Святовековая пуща, то есть святилище древности, в котором по сей день есть Царь-дуб и другие 400—600-летние дубы, 250—350-летние ясени и сосны, 200—250-летние ели.
Кстати, вежда и невежда однокоренные слова и происходят от ресниц. Невежда, как баран, уставится лупоглазо на непонятное и смотрит не моргая, ворочает мозгами в поисках ответа. А человек грамотный, вдумчивый, окинет объект взором, вспомнит все, что о нем знает и приветственно согласится с увиденным, махнув знакомцу веками. Потому, как вежливый. Ведь именно так мы показываем свое согласие с собеседником.
Вот такая она Беловежская Пуща. Главное, что бы историки не связали ее в будущем с этимологией беловежских посиделок известных всему миру христопродавцев.

Я бывал в пуще не раз. А потому расскажу случай, который бы подтвердил дед Иван из местных егерей, да представился трудяга лет с 15 назад. Царствие ему небесное, хорошему человеку.
Взялся старик за пару бутылок «Зубровки» показать заезжему чудику с крутым фотоаппаратом, настоящих зубров.
Помню, долго шли к месту, а потом еще и прятались в специальном укрытии.
Сидим. Ждем хозяев. Идут.
Стадо вышло на поляну, а вожака среди них нет.
Дед шепчет:
— А Тимоха то где (он так вожака звал)? Снимай, давай!
И в этот момент, где-то над головой, сзади, фыркнула выхлопная труба от Белаза. Крыша нашего укрытия рассыпалась как домики из «Трех Поросят». В дыру заглянула мохнатая морда автобуса ПАЗик. В воздухе резко и круто завоняло нашим отступлением.
Я рванул на волю с криком:
— Наших бьют!
Бежал и думал, нет ли на мне чего красного из одежи? Хорошо, что я не из донских казаков - пришлось бы на ходу красные лампасы рвать.
Перепуганный моими успехами егерь, затараторил здоровенному бычаре:
— А ну, не балуй! Бог не Тимошка, видит немножко!
И зубр послушно пошел к стаду, иногда останавливаясь посмотреть на удирающего дурня с крутым «Никоном».
Вечером, за «Зубровкой», дед Иван изложил целую теорию, что зубр нашел нас по чужому ему запаху. Выходило так, что старый черт благоухает ароматами исключительных качеств, для дегустаторов «Шанель № 5» — зубров, а я просто вонючка-гриб, среди красот белорусской природы.
Дед, явно намекая на еще несколько «Зубровок», сказал, что можно еще раз сходить на фотосессию, мол Тимоха знает теперь мой запах, надо только на поляне куч побольше наложить — вот допьем и пойдем минировать.
Хрен старый!
Жил я у него в лесном доме целую неделю, парился в бане, гнал самогонку, но на зубра больше не ходил — снимал на «Никон» петухов да куриц.
А вообще, я от зубра дважды бегал: один раз в Беловежской Пуще, а второй раз в Сколевском районе Карпат. И оба раза призовой лошадью.