Комиссар Катар

— Что, снова не пустили?! – завопил в темной духоте шкафа Взъерошенное Пятно из-за коробки с обувью.
Кот утвердительно-огорченно закивал головой, посверкивая очами и хмыкая пастью с острыми зубами.

— Просил, ныл, вымаливал? — напряженно вслушиваясь в свои слова, требовательно вопрошала коробка.
Кот обреченно махнул лапой, мол, бесполезно и непробиваемо, говорил же, что с ними добром нельзя.
— Так-с, не дошло, значит-ся… Ты бородатому в валенки фурил? – что-то в раздумье забарабанило по картонной коробке.
— Фурил, пол-дня за мною по дому гонялся с колом, и ее любимую вазу разбил. Вдребезги! Она его второй день пилит, толстокожего. А ему все нипочем. Грозит:
— Поймаю кота, суп всем из него сделаю. А лучше шарабуны отрежу и всем кошкам в округе покажу. С него станется. Может ему шарабуны того?
— Знамо! Я же вазу сталкивал с серванта, жаль сервиз не успел грохнуть под его топот! Шарабуны говоришь? Нет, погодим малехо, я сейчас хозяйку душить пойду, да этого холодным потом окачу! Ох, и приснюсь же обоим сатрапам! Виданное ли дело, сынишку гулять не пускают. Самые санки да лыжи, а тут сиди у окна и смотри, как другие играют. Эй, Панкратьевна!
Из рукава норковой шубы вылезла Моль Платяная и запричитала, шамкая набитым ртом:
— Звал, батюшка, звал кормилец мой ненаглядный, вот она я вся красивая, как королевна заморская!
— Ну, что, жрете?
— Жрем, касатик мой, третий день от пуза жрем, мово хозяина трижды холодной водой отливали. Упарился бедный, такое пузо нагулял, что и смотреть страшно. Он теперь и летать-то не может. Средне-аэродинамическую хорду порушил. Только ползает, в темноте и одиночестве, глазищи выпучив. Гляди сгинет в шубе энтой, как сопля в фартуке – затараторила Моль.
— Мне то, что за дело, до его проблем. Контракт, когда подписывал шубу извести, про что думал?
— Да мы того, мы ничего, мы завсегда благодарны. Шуба дюже сытная попалась, с французскими приправами. Съедим батюшка, сшамкаем, хоть от икоты житья нету и мутит от обжорства.
— Ну, так всех мутит, на то и зимние праздники. Кот вон в двери не проходит и ничего, пакостит по малому. Иди, трудись Панкратьевна. Поклон благоверному. Гляди у меня! Должок!
Моль скрылась в рукаве шубы, в шкафу повисло тягостное молчание.
— Может муравьев, призовем на продукты? – предложил кот.
— Спят твои мураши, зима ведь, разве с мышами свести знакомство. Она их ужас как боится. Давеча визжала в прачечной сидя на стиралке, весь дом напугала. Это я ей заводную мышку пустил. Бородатый с подводным ружьем за ней бегал. Я тогда под шумок его порошком стиральным с ног до головы осыпал.
— Не люблю я мышей! – взвыл фистулой кот.
— Да кто их любит-то. В такой войне любого союзника искать начнешь?! Сейчас я этих попугаю, а потом мы с тобой догонялки устроим. Потом ты ему в туфли нафуришь, а я… а я… Пусть прощается с любимой сережкой.
— А шарабуны?!!! Отрежет ведь!!!
— Да, шарабуны… А скажи мне, они тебе-то зачем, живешь один, как палец в носу?
— Как зачем – забеспокоился кот, опасаясь сепаратного мира между домовым и хозяином, — я у соседей, что справа, на март такую кошечку присмотрел! Лапки, хвостик, глазки, шерстка… Богиня!
— Дурень ушастый! Это кот! Мне тамошний домовой по секрету сказал.
— Да ну!!! Лапки, хвостик, глазки, шерстка… Петух гамбургский! На посиделки звала! Приходи, говорит, потремся мордами. Чего марта-то ждать? А оно вот как?! Да я ему в марте первому шерсть клочьями по ветру пущу! – котяра издал душераздирающий вопль. На семейной кровати испуганно подскочили двое.
— Попа нужно позвать – послышался испуганный женский голос.
— Что за чертовщина завелась в доме? – прогудел мужской, — Попа говоришь? Так водили уже, забыла? Все кадилом завонял, наел-напил, как в ресторане, а оно все воет и воет.
Домовой ткнул локтем кота в бок и жарко зашептал тому на ухо:
— Я попу красненькую сунул, с Лениным еще. Взял и не постеснялся. Сказал, что всякое бывает. Он ранее лектором общества «Знание» при горкоме КПСС служил. Ныне с Украины сбег. Шляется по домам без прихода-то. Спрашивал, а нет ли валюты с Зюгановым на митинге? Нет, говорю, бери чего дают и вали со своей махалкой подале, а то вон моль вся обчихалась.
— Так что же делать? – донесся женский голос в шкаф.
— Может домовой шалит? Вчера одеваю трусы утром, глядь, а на ногах рейтузы чесанные, бабки Гульнары, что возле магазина живет. Мехом наружу. На заднем месте вышит медведь с рекламы единоросов, а спереди буквы МУДЫ. Битый час рейтузы рассматривал, пока не понял, что медведь это бер, а вместе будет Бермуды! Он нам на что намекает?
Кот залился тихим смехом:
— Ну и валенок. Кто же читает задом наперед? Муди медвежьи, даром, что охотник и собак полон двор.
Из спальни донеслось:
— Вчера ложку искала три часа. Сережка запропастилась, что ты подарил. Сестра приходила, мы твой коньяк открыли, армянский. Клопами разит, как на них настоянный. Кот волком на меня глядит. В шкафу треск какой-то. Надо шубу пересмотреть на предмет моли. Все из рук валится, а морковка гнить начала. Душит меня по ночам кто-то. Не иначе, домового обидели.
Мужчина сел на кровати:
— Эй, Тимофей Кондратич! Может, хватит воевать? Дай знак какой, чем тебя прогневили? Сдаемся! Давай по-доброму, миром да ладом.
Внизу на кухне загремела кастрюля.
— Услышал, — удовлетворенно заявил Бородатый, — Ложись спать, утро вечера мудренее.
Остаток ночи прошел спокойно.
Утреннее солнце заглянуло в спальню и удивленный луч, прочел на зеркале трюмо, писанные помадой и хвостом кота, несущиеся вкривь и вкось буквы:
— Отпустите ребенка гулять! Забыли, как сами детьми были? Тимофей.
А ниже приписка:
— Про шарабуны забудь и не вспоминай, лучше свои побереги. Кот.
В окне соседнего дома грелся на солнышке кот-трансвестит. Лапки, хвостик, глазки, шерстка… До марта осталось совсем немного, пусть греется. Правильный кот уже нашел фуражку с зеленым околышком и решил отпраздновать День Пограничника в марте.
На другом краю города, краснорожий поп пересчитывал катеньки, керенки и советские червонцы, не доверяя российскому деревянному рублю.
В далекой Москве, влез со сна в калоши марки «Треугольник», зимние галоши на теплой байковой подкладке красного цвета, и трусцой рванул к туалету генадр Зюганов, на ходу обдумывая свою очередную, пламенную речь. Утренний моцион к этому располагал, ведь давящий мочевой пузырь не раз создавал миру грандиозные химеры истории. Хромовая и отлично выделанная его лысина переливалась на солнце, бросая блики по углам его жилища. Вот только, кто давил на ней всю ночь клубнику остается загадкой. Моль давеча говорила, что по Европе бродит призрак, призрак коммунизма. Может он?
А у магазина, за забором хозяйства бабки Гульнары, в прошлом видного профсоюзного деятеля министерства тяжелого машиностроения, а ныне мирной российской банкирши, ветер трепал ее мохнатые рейтузы, от чего медвежья шерсть встала дыбом и обсосулилась.
Кот с домовым врезали за победу по стакану валерьянки и дрыхли в темном и укромном месте.
Просыпайся мальчишка, тебя ждет снег и катание с горок. Сегодня твои родители будут очень сговорчивыми. Только оденься потеплее.

© Copyright: Комиссар Катар, 2019
Свидетельство о публикации №219011700501