Комиссар Катар

О том, что своя рубашка ближе к телу, знают многие, но вот, что это за рубашка такая, догадываются совсем небольшое количество людей. На самом деле, рубашка или рубаха, это просто человеческая кожа. Да-да, читатель, ты не ослышался, именно кожа от которой пошел и российский рубль — заначка которого именуется подкожными деньгами, а еще телом.

Т и Д взаимозаменяемые буквы, а потому под кожей дело,то есть сделанный Богом человек, обряженный в кожанные одежды
Помните утверждение историков, что первіе деньги біли кожніми? Єто так.Кожаная одежда наших тел- первая расплата нашего тела.
Козья шкура называется кошма, а шкура козла называется кошмар. Мы говорим ужас, кошмар – это одно из имён козла. Почему так, что ужастного в шкуре козла? Все просто, сатана в стаде баранов рядится под козла, а козел в бараньем стаде всегда провокатор. То есть под личиной козла спрятан враг рода человеческого. Кошмар это просто козел,а вот одевший на себя кошмар — ужас
Овчина – это шкура овцы или барана. Шкура коровы называется парусина – от слова пара, пар – бык, а пара – корова. Ставить землю под пар, это ставить землю под выпас стада — и пасутся и удобрют.
Шкура коня или лошади называется пальто или тулуп. Отсюда и конь в пальто.
Тело, это то, что без кожи — рубашки защищающей тело от воздействий со стороны внешней среды. Толстокожий человек, это тот, кто не поддается никакому внешнему влиянию. Голое тело беззащитно — это про тело без кожи, а не без одежды. У меня есть работа, в которой я описываю, как Бог обрялил человека в кожаные одежды.И заметьте, кожа относится только к человеку, в то время, как профессия скорняк занимается выделкой шкур — скор.
Если посмотрим на плоды, то мы увидим у многих из них кожуру. Но это только у тех плодов, которые сочные. У других это шелуха, скорлупа, корка и прочее. На дереве вообще кора.
Что охраняет кожу? Конечно выделения организма на ней — жир. Вот он-то и есть подкожный запас — жирный если человек, значит много рублей, жирное тело еще и прокормить нужно.
Вам предлагают побыть в чужой шкуре? Э, нет, своя рубашка ближе к телу.
Вам говорят, что ход конем (буквой Г), так это просто игра по правилам, вы идете по путям-дорогам и не срезаете угол по тропинке — гипотенузе -дорожке. Дорожки ведь.разные бывают. Да,они укорачивают путь к цели, но и несут опасность вашей шкуре. Свернули с широкого шляха на тропинку — защищайтесь сами, это не путь-дорога, где и людей много и правила движения есть. На узкой дорожке всякое случается. И в этом выражении для его понимания требуется контекст.
Что это такое? Это просто соединение, связь Как это делается? Все просто — пишем и говорим мы на разных языках,а мыслим на одном — на языке Славы, на славянском, том самом на котором говорят ангелы и Бог, мысленно и не раскрывая рта.
Феномен контекста не передается в книгах, его знает лишь учитель. И от него зависит, как будет воспринят учениками смысл сказанного или прочитанного. Создатель контекста это тот, кто написал или сказал текст, понимая значение слов и законы их сложения — каракулицу и методицу — просветителей душ, но не монахов Кирилла и Мефодия.
Посмотрите на труды великих. Слова, буквы, предложения везде одинаковы, а тексты воспринимаются по разному.
Слово Хемингуэю:
«С тех пор как я открыл библиотеку Сильвии Бич, я прочёл всего Тургенева, всего, что было, Гоголя на английском, Толстого в переводах Констанс Гарнет и английские переводы Чехова. В Торонто, до того как мы приехали в Париж, мне говорили, что хорошие и даже замечательные рассказы писала Кэтрин Мэнсфилд, но читать её после Чехова было всё равно что слушать манерные истории молодой старой девы после выразительных рассказов знающего врача, который был хорошим и простым писателем. Мэнсфилд была как безалкогольное пиво. Лучше пить воду. Но от воды в Чехове была только прозрачность. Были рассказы, казавшиеся просто журналистикой. Но были и чудесные.
У Достоевского было то, чему можно было поверить, и то, чему невозможно было, но кое-что настолько правдивое, что меняло тебя, пока ты читал; о хрупкости и безумии, пороке и святости, о сумасшествии азартной игры ты узнавал так же, как о дорогах и пейзажах у Тургенева, о передвижениях войск, топографии, об офицерах и солдатах и о боях у Толстого.
По сравнению с Толстым то, как описывал гражданскую войну Стивен Крейн, кажется блестящими фантазиями больного мальчика, который никогда не видел войны, а только читал хронику, и описания боев, и смотрел фотографии Брэйди, — то, что я читал и видел в доме деда. До „Пармской обители“ Стендаля я ничего не читал о настоящей войне, кроме Толстого, и прекрасный кусок о Ватерлоо у Стендаля — скорее вкрапление в изрядно скучной книге.
Набрести на целый новый мир литературы, располагая временем для чтения в таком городе, как Париж, где можно было хорошо жить и работать, даже если ты беден, — это как будто тебе досталось целое сокровище.
Это сокровище можно было взять с собой в путешествие, и в горах Швейцарии и Италии, где мы жили, пока не открыли для себя Шрунс в высокогорной долине в австрийском Форарльберге, всегда были книги, так что ты жил в новооткрытом мире снегов, лесов, ледников, с его зимними трудностями, в горной хижине или деревенской гостинице „Таубе“, а вечером мог жить в другом, чудесном мире, который тебе открыли русские писатели.
Сперва были русские, потом все остальные. Но долго были только русские».

(Э. Хемингуэй. Из романа «Праздник, который всегда с тобой»)
.
В письме к Борису Пастернаку Хемингуэй писал: «Всю свою сознательную жизнь я преклонялся перед русскими писателями, они научили меня многому, тому невыразимому, что и составляет суть любой талантливой прозы. Если бы я хотел родиться кем-либо еще, то только русским, и читать книги на русском языке».

Те, кто впервые сталкиваются с моими работами, часто укоряют меня в ошибках/описках, которые находят в них. Я это делаю специально и уже ранее пояснял зачем. Но есть еще один аспект — так я отделяю зерна от плевел, привлекая человека мыслящего, отсекая человека праздного. Это тоже контекст и так, как использую его я, делали только начетчики. А я и есть начетчик. Помните, я повторяю часто, кто хочет и кому дано, поймет меня, а до остальных мне нет дела. Мои многие работы ныне открыты, но написаны они не для многих. Я скажу больше, все начинается с рукописей и законов построения Русского Языка, но пишется так, что право на контекст остается у меня. Рукописи похожи на методичку и никогда не будут опубликованы — я их просто уничтожаю, передавая помощнику уже том виде, в котором читаете работы вы.
Читатель спросит, а в чем смысл такой сложности? Поясню. Я наследник древнего рода, который всегда был связан с православной верой. Среди прочих обязанностей видама, на его плечи ложилось и хранение былины нашего языка. Библиотеки, летописи, хронографии и прочее были обязанностью князя церкви, каким являлся вице-епископ или вице-домини, видам. Работа с прошлым языка, предусматривает изучение этого былинного прошлого. И этим занимались все поколения моего рода, бравшие на себя служение языку начетчиком. Да, мы начетчики — слуги Языка — проявления Бога в миру, а потому встретить нас сейчас, очень сложно. С язычниками веками боролась церковь, которая всегда приспосабливалась к текущему моменту, давно став инструментом безбожной власти.
Один из моих читателей рассказал моему помощнику,о том, как он спросил у старообрядческого священника, есть ли у них начетчик. И получил ответ наполненный большим сожалением — нет, и нет давно.
Все, что вы у меня читаете, за неполным исключением работ о политике (меня просто просят люди пояснить события и интересуются моим мнением), безпрекословно связано с прошлым Великого Языка и это будит ваш геном, возвращая его к тому наследию, которое оставили нам предки. А они оставили нам всё и наш Язык способен рассказать людям о любых процессах мироздания, поскольку он и есть учитель и по слову его всё происходит. Бог не просто создал человека, он приставил к нему еще и учителя, дав людям Живой Язык (Русский и Татарский). От них пойдут все языки мира.
Сегодня у моих коллег и учеников, много выздоровевших пациентов, которые занимаются геном-модуляцией. Так вот знайте, вас лечит слово, древнее слово, могущее окрылить человека и убить его же.
А тем, кто у меня ищет ошибки/описки, рекомендую почитать в оригинале древнерусские летописи, а по возможности и окситанские, санскрит. Там контекст еще и в надстрочечных знаках есть и в ошибках летописца (но не переписчика), и конечно в чтении слева-направо и наоборот — справа-налево. 
Мне сегодня сложнее — вы не понимаете того, что вам говорят и пишут, не понимаете живой язык, а потому приходится действовать, корректируя методики применительно к новым реальностям бытия. Для тогои ввожу в текст аномалии (ошибки,описки и пр.) дабы вы все время сверялись с контекстом. Как это у меня получается — генетика рода.
В наших модулях вы общаетесь с рукописями, а потому их слово лечит. Скачав их, вы имеете дело с переписчиком, причем бездушным. А потому, его работа пуста — в скачанном модуле нет контекста от слова совсем. Переписчик ведь сначала перевел всё в програмное обеспечение написанное на компьютерном языке (а их много), а затем адаптировал нарусский печатный текст. Ну и как с этим бороться? Только с помощью аномалий. Но это уже мной не обсуждается на публике.
Просто запомните, что ошибка это непреднамеренная случайность, а случайностей в этом мире не бывает.

«Гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести доело до непоправимого.» 
(Л.Н. Толстой)

Надеюсь вы поняли, что в моих текстах, видимые вами  аномалии, не мои, а ВАШИ. А язык, еще и выполняет функцию кожи души.

комиссар Катар
10.12.2022